Человек должен отбрасывать тень

Забывая о наследии контркультуры, мы рискуем ошибиться.

Культурный портрет нашего времени давно составляют Макдоналдс, фейсбук и блокбастер. Осуждая и морщась, общество давно мирно сосуществует с привычным злом. Нас учат мыслить бодрее, проще. Сяду в машину, поеду по серпантину. Море. Красиво. Увидимся в Портофино.

В окружении многометровых билбордов медленно и тихо, обособленно друг от друга развиваются художественная литература, авторское кино и интеллектуальная музыка. Отчасти подозревая о взаимном существовании, все они ведут борьбу за выживание на собственном участке леса. Им (нам) чужд как сытый корпоративный дух, так и былинное братство. Знаем, проходили. Одному сподручнее. Что за шум? Да вот, окно рекламным щитом загородили.

А между тем в нашем биогеоценозе может стать одним видом меньше. Мы незаметно теряем то, что почти не успели обрести, — наследие контркультуры и альтернативы. Теряем, толком не понимая, что это такое.

От топора до топорика

«Термин «контркультура» прекратил свое существование с закатом панк-рока. Где-то в конце 80-х и в начале 90-х заменителем был термин «альтернатива», но в основном он имел неоппозиционную природу, не предполагал какого-то конфликта», — констатирует издатель, писатель и музыкант Алекс Керви. Керви стоит у истоков западной контркультурной литературы в России, ему мы обязаны и многими первыми ее изданиями, и знаменитой «Альтернативой», и «Классикой контркультуры» — двумя книжными сериями АСТ.

Мысль коллеги развивает Дмитрий Волчек, писатель, издатель и журналист: «Контркультура существует только там, где культура контролирует информационное пространство, то есть интернет ее механически отменяет, в том числе и в России».

Интернет разрушает традиционное культурное пространство. Деньги — любые формы противостояния. «Огромное поколение музыкантов 90-х из тех, кто не совершил суицида, не погиб от передозировки и не сгинул в психушке, и здесь, и на Западе закончило существование, превратившись в офисных клерков, работая в рекламе. Человек должен кушать. Об эту гранитную стену разбивались все контркультурные движения», — продолжает Керви. Да и сами формы противостояния становятся объектом продажи — модным трендом, фишкой — и стремительно теряют свой внутренний смысл. Хочешь стать панком? Тебе какой значок — Punks not dead или вон тот, с топориком? Постояли, попили пива — пожалуй, хватит на сегодня противостояния.

Набор социальных и культурных противоречий, больных мест нашей эпохи умножается с каждым годом. На это натыкаются талантливые умы и неспокойные молодые души, сжигаемые едким максимализмом и жаждой перевернуть привычный и омерзительный своей неправильностью мир. Одиночки, не желающие играть по заданным правилам и только в этой песочнице.

«Медленное умирание в шике и роскоши» — эта формула Брета Андерсона сегодня стала заветом для таких творческих людей. Они обеспечивают себе определенный достаток, полностью отгораживаются от внешнего мира и занимаются изысканиями в своем собственном, — сощурившись, говорит Алекс. — Возможно, потом их творчество повлияет на остальных. Это путь Берроуза, Уэлша и других. Второй выход — зловещая практика «Американского психопата», серийных убийц и банд. Если переходить грань в этом направлении, мы приходим к восстанию либо планомерному уничтожению себе подобных.

О, прикрой контркультурные книги

О западной контркультуре 70 — 80-х в советскую эпоху знали только те, кто шел по следам. Но и после распада Союза желающих и способных пропустить ее через себя и отдать жизнь ей, чаду проклинаемых, было немного. Такими оказались те единицы, которые, пользуясь определением Алекса Керви, могли обеспечить себе автономное существование. «У меня была возможность существовать автономно, не работать в офисе и остаться тем, кто я есть, до тридцати пяти лет», — рассказывает Керви. Издание первых книг далось ему распроданной коллекцией виниловых пластинок.

Силами одиночек в России на заре ХХI века обнаружилось два главных издательства, выпускавших контркультурную литературу. Первым из них было Adaptec/T-ough Press Алекса Керви, вторым — «Ультра.Культура» Ильи Кормильцева. Встретившись еще в 1998-м, Илья и Алекс вдвоем обсуждали издательский план Керви. Но хотя некоторые проекты делались ими совместно, развитие издательств пошло обособленно.

Издательство Керви в 2001 г. стало работать под эгидой АСТ и запустило две главные контркультурные серии страны, которые подарил России Запад. Они представили ошарашенным читателям бичующие исповеди Лидии Ланч, опустошающую мизантропию Уильяма Берроуза, ядовитую субъективность Хантера Томпсона, голую, как электрический провод, искренность Джима Кэррола… Алекс Керви назвал свою идею серии «Альтернатива» мифотворческой шуткой, однако звучание она возымела самое серьезное. Возможно, потому, что для России это была самая настоящая и впервые открываемая альтернативная правда о том обществе, в которое Россия активно стремилась переродиться.

Не менее взволнованно, чем преданные читатели, за деятельностью издателей следили чиновники Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков. Книги стали изымать и запрещать. С 2004 по 2006 гг. под карающий меч попали «Культура времен Апокалипсиса» Адама Парфрея, «Клубная культура» Фила Джексона (книги «Ультра.Культура»), затем настал черед «Альтернативы» — пропаганду наркотиков усмотрели в книгах Уэлша и в «Парадоксии» Лидии Ланч. Керви замечает по этому обвинительному поводу с циничной простотой: «Прочитав, переведя и издав все эти книги, я не отправился убивать детей в супермаркете».

В феврале 2007-го вслед за чередой изъятий последовало неизбежное закрытие издательства «Ультра.Культура», совпавшее со смертью Ильи Кормильцева. В это же время группа АСТ, разглядев, что за безобразие творилось у нее под боком, начала запрещать опасные книги к изданию, а в феврале 2008 г. разорвала договор с Керви. Вместе с которым ушла вся команда: «Серия «Альтернатива» не выходила фактически год, с сентября 2008-го. До этого АСТ допечатывало тираж тех книг, которые были в планах. Недавно мне сообщили, что книги будет готовить уже другая редакция».

Расставание, как особенно часто бывает у культурных людей, вышло неприятным.

— Сейчас изданы две книги, которые я готовил, это «Мегатерион» Френсиса Кинга и «Лучше, чем секс» Хантера Томпсона. У меня есть авторские права на «Лучше, чем секс», но выброшен и я как редактор, и Adaptec/T-ough Press как издательство, — рассказывает Алекс. — Какова будет судьба тех книг, которые лежат до сих пор в АСТ, я не знаю.

«После смерти Кормильцева надеяться особо не на что», — безнадежно обронили в одной из интернет-дискуссий о судьбе контркультурной литературы. Не любящий читать интернет-дискуссии и принимать в них участие, Алекс Керви считает иначе.

У Алекса есть планы по реанимации издательства: «За два года я подготовил новый пакет. В этом пакете 52 книги, в том числе те, от которых отказалось АСТ. Сейчас я веду переговоры с потенциальными инвесторами о реанимации T-ough Press. Нужны серьезные вложения, чтобы полноценно работать год-два. А люди, готовые вкладывать ресурс, требуют немедленной отдачи уже сейчас. Знаете, так от тренера требуют победы на чемпионате и в противном случае выгоняют его через год».

Удивительно, но и в период автономии издание контркультуры не умирает: «До конца года выходит полноцветный журнал-альманах Baloon. Это проект моего друга и партнера по T-ough Press Валерия Пастернака, в котором приняли участие издательства «Кислород» и T-ough Press. Это то, из чего в идеале вырос бы альтернативный холдинг, аналогов которому нет».

Когда эти песни станут не нужны…

Логика развития культурного процесса нивелирует контркультурные ценности и установки. Больше чем чего бы то ни было нашей действительности не хватает мощного созидательного проекта. Того, что могло бы стать действенной альтернативой всеобщему разочарованию и пофигизму, что могло бы вывести культуру к единому прорыву, заново осмысленному развитию, что попыталось бы сдвинуть ценностные установки общества, открыть ему путь к новой высоте.

Но эта высота будет стоить гораздо меньше, если по пути к ней мы забудем о смертоносном опыте, муках и мыслях, которые были выстраданы и отхарканы детьми нашей цивилизации. О загубивших себя джанки и яхе, которые слали свою ненависть и боль тем, кто от нее отворачивался.

«Во многом из того, что я делаю, можно увидеть всего лишь насмешку над серьезными людьми, представляющими серьезную культуру, потому что я ненавидел то, что они «творили» и что собой представляли» — так отрезюмировал свое творчество Стюарт Хоум. Эти злые слова маскируют невероятной силы боль от диссонанса между высокой правдой культуры и ужасающей ложью жизни, в которой обречен существовать человек, воспринимающий высокие идеалы за насмешку.

А наши думы вам и не снились,
Наши беды вам и не икнулись,
Вы б наверняка подавились,
А мы же — ничего, облизнулись,—

пел Башлачев о духовном пространстве России. В котором угадывается невероятное душевное напряжение, надлом, переживаемые каждым живущим вразнобой с привычным укладом жизни, системой, истеблишментом, — выбирай что хочешь.

От большого ума лишь сума да тюрьма.
От лихой головы лишь канавы и рвы.
От красивой души только струпья и вши.
От вселенской любви только морды
в крови, —

универсальную формулу все о том же отличии от обычности выводит и Янка Дягилева. Им всем, молчаливо решившим жить «в стороне, на самом краю», только это и оставалось. Не потому, чтобы души так красивы. Просто потому, что иначе — не могли.

Наследие контркультуры нам необходимо. Должен быть кто-то, показывающий обратную сторону нас, должна существовать тень, отрезав которую, человек теряет душу. Ложка дегтя, резкий звук, разбитое спокойствие — для того, чтобы начать мыслить не по изъезженным рельсам.