Мораторий на золото: почему юг Красноярского края требует передышки
В Красноярском крае снова всплыла тема, от которой власть обычно отмахивается: россыпная золотодобыча и её следы — мутные реки, порезанные русла, перевёрнутые вверх дном участки тайги. На этот раз разговор поднял депутат Владимир Вахтель. Он предложил не революцию, а куда более трезвую вещь — мораторий на добычу россыпного золота в южной группе районов.
Предложение звучит спокойно, почти буднично. Но если прислушаться — за ним усталость людей, которые живут рядом с реками, давно потерявшими прозрачность. И тревога оттого, что экологическая ситуация вышла из-под контроля.
Инициатива Вахтеля родилась не на пустом месте. В соседнем Алтайском крае парламентарии уже попросили Роснедра остановить золотодобычу в семи районах. Причина — разрушенные реки, мёртвая почва и смешные поступления в бюджет.
Красноярский депутат говорит примерно о том же, только осторожнее:
давайте посмотрим на цифры трезво — сколько получают артели и сколько теряет природа.
Сегодня в крае выдано 139 лицензий на добычу. За всеми не уследишь, а нарушения случаются с пугающей регулярностью. И практически всегда — по одному и тому же сценарию: мутная вода, самодельные стоки, отсутствие рекультивации.
Юг края — это десятки сёл, живущих вдоль небольших рек. Для местных вода — не абстрактная «природная ценность», а реальный ресурс: пить, стирать, поить скот.
Но за последние годы всё изменилось. Амыл уже называют «серым потоком» — после сбросов стоков он буквально теряет живой цвет. На Ое и Сыде рыбаки говорят, что рыба пропала так же быстро, как русло стало похожим на колею от экскаватора. На Джеби и Ольховке после дождей вода становится маслянистой — как будто кто-то вылил туда бочку солярки.
История с артелью «Ойна», которую обязали выплатить 75 миллионов за сбросы в Амыл, — только верхушка айсберга. Вахтель честно признаётся: даже выяснить, сколько предприятие заплатило налогов, оказалось непросто.
Но одно ясно: при выручке в миллиарды штрафы выглядят не наказанием, а издержками производства.
Когда чиновники рассказывают, что золотодобыча приносит рабочие места, они забывают уточнить: те самые места потом выглядят как после раскопок египетской экспедиции.
Старатели работают тяжёлой техникой, меняют русла рек, роют каналы, сваливают грунт в груды, из которых не вырастет уже ничего. Рекультивация? На бумаге да. На местности — чаще всего пустыня, сырость и комья глины.
И люди это видят. Если в 2019 году трагедия на Сейбе казалась точкой невозврата, после которой отрасль заставят навести порядок, то сегодня ясно: ничего не изменилось. Артели продолжают работать по старой схеме — выкачали, свернули, ушли дальше.
Сторонники золотодобычи любят повторять: «Это экономика региона». Но если сравнить цифры, картина внезапно меняется.
В Алтайском крае подсчитали: один район получает от туризма в два раза больше, чем от золотодобычи за десять лет работы. И это при том, что туристов туда привлекает как раз чистая природа — та, которую старатели уничтожают быстрее, чем появляются новые маршруты.
Юг Красноярского края может повторить ту же судьбу — если вовремя остановиться.
Пока же мы наблюдаем противоположное:
реки исчезают на глазах, земля теряет плодородие, люди не могут пользоваться водой, а штрафы помогают разве что закрыть очередной отчёт прокуратуры.
Предложение Вахтеля — это даже не экологический протест. Это попытка включить здравый смысл. Мораторий — не запрет навсегда. Это просто стоп-кран, чтобы краевые власти наконец увидели реальную картину:
сколько золото приносит нам и во что нам это обходится.
Ранее на тему:
Превышение в 230 раз. Как золото превращает сибирские реки в грязь
